Театр 30х: Афиногенов и Луначарский

Что делать в праздники, как не валяться и не смотреть всякий научпоп?
Мне несколько надоел естественнонаучный научпоп, так как с каждым разом всё меньше нового слышу, потому переключился больше на гуманитарный, то есть перешёл на Youtube с Постнауки на Арзамас. И вот чем хочу с вами поделиться.
Что вы знаете про советское искусство 20-30х годов? Мне больше всего вспоминается поэзия. Ну ещё проза, да, конечно. А вот про театр знаю очень немного. Что могли ставить в те годы в театрах?
Ну да, известная история про мало советский спектакль "Дни Турбиных", который любил Сталин, потому его можно было ставить. А что ещё? На Арзамасе попался ролик про один весьма интересный спектакль, который меня привлёк в том числе тем, что главный персонаж в нём списан с Ивана Петровича Павлова - академика, получившего Нобелевку не за то, что про него больше всего известно. Он получил премию за физиологию пищеварения, а не за рефлексы, но сейчас не об этом.

Спектакль Афиногенова назывался "Страх". Кто сейчас помнит этого драматурга? Думаю, что практически никто. Хотя этот спектакль был крайне популярным, ставился в трёхстах театрах страны, а автор получил за первый год показов огромную сумму:

А тогда драматургам платили авторские отчисления за каждый акт — и Афиногенов за следующий год заработал 171 тысячу рублей. А средняя зарплата была порядка 100–200 рублей.

Мне давно уже интересно (и грустно) наблюдать за тем, как страх влияет на жизнь и поведение людей. У многих именно страх является основной причиной большинства поступков. В какой-то мере это отголоски советского террора. Что же говорил Афиногенов по этому поводу устами своего персонажа - биолога Бородина? Процитирую по расшифровке лекции:

«…Восемьдесят процентов всех обследованных живут под вечным страхом окрика или потери социальной опоры. Молочница боится конфискации коровы, крестьянин — насильственной коллективизации, советский работник — непрерывных чисток, партийный работник боится обвинений в уклоне, научный работник — обвинений в идеализме, а работник техники — обвинений во вредительстве. Мы живем в эпоху великого страха. Страх заставляет талантливых интеллигентов отрекаться от матерей, подделывать социальное происхождение, пролезать на высокие посты. Да-да, на высоком месте не так страшна опасность разоблачения. Страх ходит за человеком. Человек становится недоверчивым, замкнутым, недобросовестным, неряшливым и беспринципным…
Кролик, который увидит удава, не в состоянии двинуться с места, его мускулы оцепенели, он покорно ждет, пока удавные кольца сожмут и раздавят его. Мы все кролики! Можно ли после этого работать творчески? Разумеется, нет!
<…>
Уничтожьте страх, уничтожьте все, что рождает страх, — и вы увидите, какой богатой творческой жизнью расцветет страна!»

Мне кажется, очень точное описание жизни в 20е годы - спектакль ставился в 31м году, но и позднее немногое изменилось - люди жили в страхе. И до сих пор многие так и живут, разве что боятся другого - суть от этого не меняется.
Как же такую речь допустили до советского зрителя? Почему спектакль нравился, в том числе, партийной верхушке? Всё потому, что главный герой, такой приятный и, казалось бы, положительный, в конце спектакля развенчивается партийной активисткой, которая объясняет, что нужно сделать, чтобы избавиться от страха: нужно заразиться большевистским бесстрашием идеей - вот тогда страха не будет. Нужно довести классовую борьбу до конца, тогда и причин для страха не останется. И такой призыв к слепой вере принимался зрителями на ура. Действительно, слепая вера - самый простой способ избежать постоянного страха. Не для этого ли существуют религии, с которыми боролась советская власть?
В этой истории есть ещё одна интересная деталь - цитата Луначарского, первого наркома просвещения РСФСР, про театр. Цитата из статьи с названием «Мысли о диалектическом материализме в области театра» - очень характерным для того времени:

Мы хотим сделать театр орудием борьбы и строительства пролетариата. Театр должен быть подлинным судом. Он должен доказывать добро и зло по-новому, по-пролетарски. Моральный суд должен быть тяжбой. Нужно рисовать классовую борьбу таким образом, чтобы сначала она вызывала сомнения, разрешающиеся потом несомненностью моральной победы положительного начала. В зрительном зале могут быть представлены различные классы. Все могут быть взволнованы разно. Один считает, что вот это правда, другой считает, что именно это неправда. Цель же, которая преследуется моральными суждениями театра, великая, потому что театр есть мастерская, одна из величайших мастерских людей. И потому ли только, что мы видим на сцене смастеренных людей, людские образы, которые потребны времени? Нет. Потому что в зрительном зале люди перевоспитываются.

Если отбросить некоторую направленность, характерную для того времени, то текст актуален, как мне кажется, и сейчас, он говорит, что должен делать театр, каким он должен быть:"Театр должен быть подлинным судом. Он должен доказывать добро и зло... Нужно рисовать ... таким образом, чтобы сначала она вызывала сомнения, разрешающиеся потом несомненностью моральной победы положительного начала... Цель же, которая преследуется моральными суждениями театра, великая, потому что театр есть мастерская, одна из величайших мастерских людей... Потому что в зрительном зале люди перевоспитываются."
Именно таким мне представляется Театр Дождей, куда я стараюсь регулярно ходить - потому, что он людей перевоспитывает, потому, что он мастерская людей. И мне этого не хватает в других театрах, где всё красиво, красочно, насыщенно, но не так, как cказал Луначарский.